Название: Гештальт
Рейтинг: НЦ-17
Жанр: Повседневность, романтика
Саммари: Андрей хотел Аршевина. Зажать у пола, как в детстве, впечатать кулак ему в скулу, схватить за волосы, зарывшись в них пальцами. Вмять в себя, сломить, прогнуть… Желание походило на голод.
Закончено
читать на Фикбуке
читать здесь и сейчас
Родной город, провинциальный, маленький и уютный показался Андрею колыбелью, из которой он давно вырос. И теперь пытается туда залезть, или хоть опустить на мягкую подушку голову и прочувствовать забытый запах детства.
Детство, хоть оно и ностальгически бередило душу, вспоминать не особо хотелось. Но все сложилось само собой, пункт «приехать на встречу одноклассников» так органично вписался в насыщенный график, словно был запрограммирован для него кем-то свыше.
Потому что самому Андрею было плевать на эти встречи: за двадцать лет у совершенно чужих людей не осталось никаких общих интересов, а ужаснуться постаревшим опухшим рожам он мог и на фейсбуке. В городке из родных тоже никого не осталось. Да и одноклассники почти все разъехались кто куда от Вьетнама до Калифорнии, и все-таки было что-то романтическое вот так со всего света собраться на главный осенний праздник города.
И были еще причины разбередить воспоминаниями душу. Из-за чего одновременно не хотелось ехать, и очень тянуло: Андрей чувствовал себя виноватым. Привык, конечно, но маленькая, бессмысленная, давно забытая детская обида сидела занозой до сих пор. Даже не обида, а слепое пятно непонимания, почему вот так вышло, и за почти двадцать лет проще не стало.
Он смотрел фотки в групповом чате для встречи, изредка даже что-то писал, удивляясь теплу, с которым эти чужие дядьки и тетки общались с ним и друг с другом. Словно никто и не помнил, каким он был мудаком последний год перед переездом. Или не был, а сам теперь таким себя считает?
Макс один раз написал ему сам, прислал ссылку в чат. Неужели и он не помнит? Или годы детской дружбы до того, как они стали чуть ли не злейшими врагами и ставили на уши всю школу, перекрыли негатив? Ну правда, подумаешь, детские шалости. Зато с садика были не разлей вода. Андрей помнил всю херню: как молочные зубы менялись, первые стояки, которыми мерялись, ядовитые зеленые абрикосы во дворе, и тараканы в больничке, где на пару лежали с отравлениями после абрикос.
Потом пошла херня уже взрослая, масштаб ее увеличивался в геометрической прогрессии. Андрей становился заносчивым и злым, Макса тоже качало от безобидного юмора до внезапных посылов друга на хуй. И если раньше они мирились и ссорились за день по нескольку раз, то теперь объяснить предкам, как можно дружить и разбивать друг другу носы, становилось сложнее. Потом Андрей попал в секцию боевых искусств, стал более сдержанным, но драки с ним постепенно превращались в банальные избиения. Макса это не останавливало. С другими – он был душой компании и главным заводилой, но с Андреем его острый язык превращался в жало, он искусно цеплялся за самые болезненные места и видел насквозь все косяки и комплексы, потому что знал его, как облупленного. Ему единственному удавалось выводить Перова из себя. А поскольку подъёбы Максима со стороны казались безобидными шутками, после которых Андрей словно без причины мог вскочить и зажать Макса на полу болевым захватом, его к девятому классу считали конченым психом. Он не дружил с классом, особо не общался ни с кем и после переезда, не доучившись два последних года.
А тут вдруг приехал.
За полгода до встречи с ним списались пара человек, живших когда-то по соседству, и так радовались его возможному приезду, что любопытство пересилило. Может, он зря столько лет переживал? Это и было тем, чем выглядело со стороны – шутками, а его реакция больше смешила народ, чем пугала?
Ближе к октябрю в группу стали кидать совсем древние фотки, народ отчаянно ностальгировал и умилялся. На каком-то снимке класса с начальной школы пять пацанов понтовались возле школы, и ему написал один из них, Сергеев, с предложением за день до исторической попойки пойти к школе и повторить композицию четверть века спустя. Заодно объявились какие-то дальние родственники с предложением посетить могилу отца, после смерти которого они с матерью и уехали, больше не вернувшись. Другой дружбан сопливого детства стал активно звать в гости, третий предложил зайти на поклон к пожилому, но все еще бойкому деду - мастеру карате. Андрей окончательно поддался сентиментальным чувствам и взял билеты аж на четыре дня, хотя раньше морально готовился лететь только одним.
В чате «пацаны» кинули предварительный клич для тех, кто уже в городе, он списался с Сергеевым и поехал сразу с аэропорта, успев по пути закинуть вещи в отель. Самому было смешно, но руки похолодели перед входом в кафе. Андрей с подозрением всматривался в лица компашек за каждым столиком, пока прямо перед ним не выскочил и полез обниматься Леша Киселев.
- А вот теперь наша пятерка вся в сборе! - сказал Сергеев, когда сразу за Андреем в вип-зал зашел Макс Аршевин.
В сердце кольнуло – он ведь и забыл, как они впятером когда-то дружили. Пока не началось дурацкое соперничество с Максом. А до этого именно к ним двум примкнули еще трое, став «бандой».
- Шева, бля, где ты накидался уже?
Киселев матерился через слово, суетливо расспрашивая Макса, который улыбался Андрею, словно кроме него никого не замечал.
- Как я тебя ждал, Перов, не представляешь! – Выдохнул Макс ему в ухо, зажав в объятиях.
Андрей на пару мгновений растерялся, в груди потеплело еще больше. Перед глазами пронеслись тысячи счастливых мгновений детства, теплого, лампового, беззаботного. Но Макс переключился на остальных, и Андрей тоже заметил, что он действительно пьян, еле стоит на ногах, и поэтому несет восторженную чушь про радость встречи каждому из них. Потом каким-то вывертом сознания он переключился на философию, с умным видом заливая про судьбоносность встречи, а Андрей отстраненно его рассматривал.
Занятно выглядело, как незаметно изменились черты лица, став острее, при этом лицо казалось не по возрасту молодым. Макс как раз оправдывался, что накидался совершенно случайно, когда в магазине ему не продали коньяк, требуя предъявить паспорт, зато он там познакомился с девчонками, которые этот коньяк ему купили, и пришлось с ними же его и распить. И продавщицу не смутила даже проседь в густых волосах, из-за чего почти черная когда-то шевелюра теперь выглядела стильно посеребренной к вискам, если приглядеться. Совсем незаметно, но легкой драмы слишком юным чертам лица добавляло и делало его интересным.
Андрей пить не хотел. Ни дешевое молодое вино, ни старое элитное. Пригубил бокал на пробу и отставил, так и не вклинившись в поток пьянеющих «пацанов». Он не ошибся – они были давно чужими, алкоголь только давал иллюзию моральной и интеллектуальной близости. Просто потому что тупеешь, сравниваясь со всеми до одного уровня. Андрей не хотел тупеть, и на него напал легкий ностальгический сплин. Эх, где те пацаны, что с нами стало?..
Только Макс Аршевин и цеплял взгляд, словно Андрей ждал от него внезапного подъеба. Но Макс не пытался его задеть, напротив. Он расслабился на диванчике, привалившись к Лехе, шутил по-доброму, смотрел прямо, насколько позволял выпитый алкоголь, и улыбался Андрею.
Неужели ничего не помнит? Или ему все эти годы было плевать? Или просто бухой настолько, что плевать?
Ностальгическая печалька сменилась раздражением: а Андрей столько лет корил себя за их дурацкую войну! Столько лет ненавидел себя за то, что не смог сохранить их дружбу. Макс был единственным другом за всю жизнь на самом деле. Да, дружба была детская, но ни до ни после такой душевной близости у Андрея ни с кем не было. Чтобы вот таким беззащитным быть перед чувством, открытым. С возрастом у него и потребность такая отсохла. Еще чего, «открытым» быть! Перед кем? Все люди – враги и сожрать готовы друг друга, не за чем ни перед кем открываться!
А жаль…
Жаль, что похерили тогда все. Сейчас уже и непонятно, почему. Точнее, понятно, но Андрей похоронил эти воспоминания поглубже, а на холмике нагородил столько защитных систем, что уже и не подкопаешься, не найдешь истоков.
Если только не сидишь прямо перед причиной всех тех невыразимых эмоций и не испытываешь их заново.
Андрей хотел Аршевина. Зажать у пола, как в детстве, впечатать кулак ему в скулу, схватить за волосы, зарывшись в них пальцами. Вмять в себя, сломить, прогнуть… Желание походило на голод. Даже укусить хотелось, чтобы Макс заорал. Не улыбался ему, не смотрел полуприкрытыми глазами, лисьими, из-за чего взгляд казался наглым, не улыбался – а заорал от боли! Признал право сильного, подчинился, обмяк под ним, расслабился, обнял… Чтобы любил.
В детстве хотелось того же самого. Правда, Андрей не понимал до конца, до последней фразы. Поэтому бесился, дрался, бил, вжимая в пол. Ну и Макс подливал огня. Если бы он тогда понял… Если бы хотя бы сам не стал ему врагом, не доводил, не ненавидел, войны бы не было. Они могли бы решить все иначе.
Андрей тогда, в детстве, и не думал об этом «иначе». Это потом он все понял. Не сразу, конечно, сначала был от себя в шоке, отрицал и презирал самого себя, но поумнел и признал. Что вся война с его стороны была своеобразным выражением чувств. Он помнил все горячие ощущения от их потасовок, когда Макса хотелось забить до смерти, но он сдерживал себя, потому что знал точно – забьет. Помнил тот поворотный момент, когда все пошло не так. И сейчас его вспоминал, глядя на губы Аршевина.
Сколько им тогда было? Класс восьмой или начало девятого? Не раньше ведь?
Шева остался у него на ночь, за окном бабье лето, за стенкой родители. Раньше они как-то без проблем на раскладном диване помещались, а тут вдруг стало тесно до ужаса. И неловко до жути. И странно. Вроде говорили о ерунде, шептались, ржали приглушенно, зажимая рты. Макс по приколу полез к нему.
Андрей вычеркнул это воспоминание, но оно появлялось перед глазами само. Кино в голове было не остановить, и здесь настоящий Макс перед ним был таким расслабленным, довольным, смотрел с шутливым интересом. Или это только кажется, Андрей снова сам все придумывает, как тогда? Ему ведь могло показаться в тот раз, не лез к нему Макс, не притерся влажно, просто в темноте попал случайно губами. Так горячо, внезапно, что перехватило дыхание и оба замерли. Андрея тогда прошибло с головы до ног, а во рту пересохло. В теле всколыхнулось что-то темное, запретное. Андрей почти признал свое желание и почти ответил. И тут уже испугался, что Макс оттолкнет первым, обзовет его пидором, будет ржать… За долю секунды до поцелуя Андрей шумно втянул воздух и пихнул Шеву со всей силы так, что тот свалился на пол.
Всю ночь потом они молчали. Лежали, вытянувшись на кровати солдатиками, боясь вздохнуть и снова разбудить предков. Андрей не смог заснуть и был уверен, что Шева тоже. Но притворились на отлично, утром как ни в чем не бывало позавтракали, попрощались, и Макс ушел. Дружба тоже ушла. Навсегда.
Андрей решил про себя, что ни в чем не виноват. Макс мог бы не смолчать тогда, перевести в шутку, охренеть, что его пихнули ни с того ни с сего. Значит, было с чего, раз молчал? Чувствовал себя виноватым?
Андрей вот себя чувствовал. И пожалел тысячу раз, прежде чем запретить себе об этом думать.
Аршевин высмеивал его на переменах, настроил против него остальных, специально нарывался на драки. Андрей сдерживался, когда мог, но с каждым разом было сложнее, и он срывался. Хотелось придушить, заткнуть рот, и он бил. И Макса, и его защитников. Он уже школу ненавидел в тот последний год на самом деле. Еще и отец погиб тогда, он замкнулся в себе, стал совсем один против всех.
Потом, когда они с матерью уехали, чуть полегчало. Но уже осенью в десятом классе бывшие одноклассники коллективно написали ему письмо с пожеланиями от каждого. От всех, кроме Максима Аршевина… Хотя, если бы там было что-то и от него, Андрею, возможно, было бы еще хуже. Он и без того расклеился, как последняя сопля, перечитывал слова, не веря, что писали ему. Впрочем, это был первый и единственный раз, когда о нем вспомнили. Он тогда не ответил, и только сейчас, спустя пару десятков лет, его позвали на встречу.
Уже с этой пятеркой одноклассников стало ясно, что приехал зря. Только растравит старую рану.
Уже растравил.
Андрей ловил себя на том, что не сводит с Макса взгляда. И плевать на остальных, они уже дошли до стадии, когда просто рестика мало и надо что-то повеселее. Кто-то вызвал такси, другой все-таки догадался, что впятером они в одну тачку ну никак не влезут, даже если на коленки. Хотя Макс на переднем сидении настойчиво упрашивал таксиста на варианты. Даже если посадить сзади троих, один оставался лишним.
- А пустите меня к вам на коленки, тогда все влезут! Как-нибудь договоримся?
- Ой, ну что вы, - весело отмахнулся таксист, - сначала залезете на коленки, а потом я вам алименты буду платить?
- Какие алименты? – Макс наивно моргал. – Я же не женщина.
- Да вы в таком состоянии, как-нибудь договоримся!
Аршевин отпрянул на свое место, оглянувшись на ржач сзади, но попал на пристальный взгляд Андрея. И, заметив его, усмехнулся сам.
Что он, интересно, в нем увидел? Не мог же понять, о чем Андрей подумал и что решал сейчас в голове? Или даже пьяный до невменоза догадался, прочитал его мысли? Андрей до сих пор такой открытый для него, да?
Решал Перов, в какой момент Макса лучше уводить. Так, чтобы никто особо и не заметил и не попытался остановить. Без палева, короче, потому что боялся, что все сразу поймут, куда и зачем он его потащит. Дело даже не в самом Андрее было, а в том, что Макса вело до безобразия. Движения стали мягче, весь он как-то иначе двигался, говорил, растягивая слова. Таксист, и тот считал в нем желание найти приключения на жопу. Желание это было таким явным и вызывающим, что еще немного, и остальные тоже заметят. Хорошо, что он сидел на переднем сидении, кроме водителя, приставать было не к кому. Будь он вместе с ним сзади, Андрей бы не сдержался, и Леха, может быть, тоже.
Хотя в клубе все вышло еще проще, чем он предполагал, заказывая на всех вискарь. Парни увидели знакомых и растворились в темном шумном зале, оставив поникшего Макса одного за стойкой. Он больше не шутил и не улыбался, не оборачивался, хотя Андрей прожигал ему спину взглядом. Такого брошенного всеми и грустного Аршевина захотелось еще больше.
Почему он тогда его толкнул, Господи?!
Андрей помотал головой, вытер лоб, вставая. Прошлого не вернешь, не исправишь, но свое он все равно получит, даже столько лет спустя. И ты, Макс, получишь. Заслужил. За все эти годы самоедства Андрея, ненависти и сожаления. За каждый вынужденный удар, который он не хотел совершать. Получишь, сука.
Андрей опрокинул стакан виски и решительно потащил Макса на выход.
Тот послушно пошел, то ли трезветь начал, то ли наоборот, дошел до стадии полного равнодушия к реальности. Притих и сел с ним в такси, один только раз за всю дорогу подняв голову, всматриваясь в огни проспекта.
- Мне не в ту сторону, - заметил он вяло.
- Тебе в ту сторону.
Но перед дверью гостиничного номера, когда Андрей привалил его к стенке, тыкая магнитной карточкой, вдруг истерично рассмеялся. Андрей легонько всадил ему кулаком в солнечное сплетение, совсем нежно, только сбить дыхание и прекратить смех, и быстро завел в номер. Но уже не остановился, грубо толкнул к кровати, повалил на нее, тут же прижав сверху собой.
Как же давно он этого ждал! Столько лет мечтал повторить, завершить начатое, непонятое вовремя!
Макс больше не смеялся, смотрел ему в лицо широко распахнутыми глазами, от близости они двоились калейдоскопом темных пятен. Он ничего не говорил, хотя открыл рот, словно почти решился. И Андрей не дал ему - поцеловал, пока он не успел ничего сказать.
Словно в омут бросился. Двадцать лет собирался и теперь летел в черный колодец с ледяной мутной водой. Упал под гладь, сразу на глубину, так что не вздохнуть, не вынырнуть. Целовал все более жадно, наверстывая упущенное. Не обращая внимания, отвечает ему Аршевин или нет. Да пох уже. Отвечает – молодец, нет – сам виноват. Нехер так бухать. Нехер его изводить…
Андрей оторвался от губ Макса, торопливо расстегнул ему ремень, стал стаскивать джинсы. Тот дышал под ним тяжело, но не сопротивлялся. Правда и не помогал особо. На мгновение Андрей подумал, что ему может быть плохо, он не соображает ничего, поэтому такой податливый. Но быстро отогнал мысль, не надо об этом думать, поздно уже метаться.
Он стащил Максу джинсы с трусами до колен, слегка затормозив при виде члена. Но оправился почти сразу – и перевернул его на живот. Хотелось всего его трогать, мять. Андрей не удержался и прикусил за шею сзади, так сладко перекатывалась кожа под резцами, еще бы немного, и волокна поддались… Болезненный стон вернул его обратно, огнем прошило вдоль позвоночника: вот чего ему не хватало! Чтобы Макс стонал, как тогда. Он же терпеливый, до последнего не сдавался перед болью, дрался с отчаянием всегда. Пока Андрей не заканчивал болевым, так, чтобы вырвать глухой стон.
И сейчас доведет до стонов обязательно, но не сразу. Сначала – жажда! Мучительное невыносимое желание вскипело, добралось до поверхности кожи горячим паром. Андрею хотелось рычать от того, что приходилось сдерживаться изо всех сил. Чтобы не искусать всего, не сожрать сразу. А так – по кусочку, растянуть удовольствие.
Провести ладонями вдоль тела, вниз, по бедрам, развести под собой ягодицы. Вернуться обратно и задрать Максу футболку до подмышек. Как ему нравилось смотреть на его спину и ту знакомую с детства родинку под лопаткой! Она была на месте, словно якорь, связь с детством. Нравилось трогать беззащитную шею, провести губами по скуле, прикусить мочку уха. Макс тяжело дышал, зажмурив глаза. Андрею было пофиг. Он кайфовал.
Вернулся к ягодицам, стиснул их в ладонях до боли. Сплюнул на пальцы и протиснулся дальше, жестко, нетерпеливо. Макс сам виноват. Раньше специально доводил его, чтобы получить порцию боли? На, получай! С отсрочкой и процентами.
Воткнулся пальцами сразу, туго, но возможно. Видимо, алкоголь сделал свое дело, Аршевин не зажимался, терпел. Правда, дышать почти перестал, дозируя вдохи урывками, подчиняясь безжалостному вторжению пальцев.
Это только начало, - пообещал ему мысленно Андрей, - можешь хоть задохнуться!
С членом пошло чуть труднее, но стоило преодолеть сопротивление головкой, и под долгожданный громкий стон он толкнулся до конца. Потянул за бедра чуть выше, настраивая под себя, удерживая на члене. Резко и тяжело опустил кулак на спину, и Макс выгнулся. Стало идеально.
Правда, чуть мешали спущенные джинсы. Надо было не спешить, стащить до конца, теперь бы он широко развел ему колени, встал между и долбил бы в растянутую до предела, открытую дырку. Но так было тоже хорошо. Горячо, туго, а если с оттяжкой, то засаживал Андрей все глубже.
Макс вместо стонов хрипло рычал, привстал на локтях, когда Андрея подтянул его бедра еще выше. Но без сил уткнулся лбом в матрас, когда локти не выдержали. Андрей поймал его за локоть, чуть заломив назад руку, потом повторил со второй рукой, скрестив запястья Макса и удерживая их одной ладонью. Теперь тот стонал в полный голос. Так громко, что Андрей сглотнул слюну, навалился на него, чтобы зажать ему рот. Влажная кожа спаивала их, и Андрей с каждым толчком бедрами отрывался, чтобы войти и сплавиться заново.
Член двигался плавнее, Макс даже чуть вздрагивал под ним, словно подмахивая. Андрей, чтобы не зажимать ему рот, взял в захват вокруг шеи. В таком положении он трахал его так сладко, словно они давно привыкли и это была любимая поза. От внезапной мысли, что он мог бы также трахнуть его еще тогда, зажимая рот, и с родителями за стенкой, стало жарко. Андрей в несколько длинных резких движений довел себя до пика, замер, и еще пару раз вошел, спуская.
Оргазм оглушил и снес все мысли. Он упал рядом на кровать животом, оставив ладонь на ягодице. Кожа у Макса была красной, с пятнами и царапинами и на жопе, и на спине. Андрей ленивым движением подтянул его футболку пониже. На шее стал виден засос. Он сыто улыбнулся, закрывая глаза.
Столько лет спустя они все-таки заснули вместе.
Проснулся Андрей раньше, привел себя в порядок, сел в кресло, глядя на Аршевина. Тот так и лежал на кровати со спущенными джинсами, и оголенный зад возбуждал фантазию. Андрею стало мерзко от себя, но он ничего не мог поделать. Он изнасиловал почти незнакомого парня, когда-то бывшего другом детства и… ему хотелось сделать это снова.
Макс зашевелился, отлепил лицо от подушки и тяжело перевернулся на спину, закрывая глаза тыльной стороной ладони.
- Перов, прикрой солнце, а… - простонал он. – Глаза режет…
Андрей вздрогнул. Он чего угодно ожидал, любой реакции, но почувствовал себя растерянным. Тем не менее встал и задвинул шторами панорамное окно. За окном был раскрашенный октябрем парк, где готовились к празднику осени. Где-то за аллеей каштанов стоял медный памятник средневековому князю, в другом конце был большой фонтан. У родителей в альбоме есть фотка, как они с Максом, первоклассники, едят у фонтана мороженое на таком же празднике.
Сейчас Макс лежал на кровати и тер глаза. Под задранной на животе футболкой мутно блестела подсохшая сперма. Макс отлепил край от кожи, когда потянул ее вниз. Потом, не открывая глаз, приподнял бедра, чтобы надеть трусы и джинсы. Возился он так лениво и медленно, что Андрею захотелось уже подойти и самому вправить его в эти джинсы, чтоб не мучился.
Он сдержался.
Макс так и не застегнул их, встал с кровати и доковылял до ванной.
- Бля-а! – Донеслось оттуда через полминуты. – Ну ты и сука!
Андрей даже рассмеялся. Ну, правда, а чего Аршевин ожидал, встав после такой попойки голой жопой кверху?
Еще минут через десять Макс вывалился из ванной заметно посвежевший и с мокрыми волосами. Андрей отложил телефон, где просматривал в чате обсуждение вчерашней встречи. Сергеев похвастал реконструкцией фотки с четвертого класса. Народ переживал за Шеву после вчерашнего.
Макс почему-то выглядел лучше, чем Андрей ожидал будет выглядеть человек «после вчерашнего». Он подошел к Андрею, и тот внутренне приготовился к удару, напрягся.
- Чему ты там возмущался? – спросил Андрей, потому что удара не последовало.
Ничего не последовало, Макс просто его разглядывал, словно видел впервые.
- Да ерунда. Зря ты не вытащил, когда кончал.
- Что? – Андрей решил, что послышалось. – И все? Больше ничего не беспокоит?
Макс серьезно смотрел на него, словно решая в голове какую-то сложную задачу.
- А должно, да?
Потом не выдержал и заржал. Андрею, напротив, было не смешно. Лучше бы Макс ударил. Он бы поддался, наверно. Такое не прощают же. А этот ржет. Спустили в него, надо же, какая ерундовая оказия, а так все норм. Разве что перепил ночью, вот это могло бы наверно беспокоить?
- Нахрена ты так пил вчера? – спросил Андрей.
Макс пожал плечами, оглядываясь в поисках куртки. Потом надел ее, обернулся. Выглядел он все же заметно перепившим, интересно, к вечеру уже оправится и будет готов продолжить уже со всем классом?
- Да так сложилось, - ответил Макс. - Сначала девочки в магазине, потом тебя увидел… Боялся, что испорчу опять все.
- Что испортишь? – голос прозвучал совсем глухо. У Андрея ком встал в горле.
- Да забей, - легко рассмеялся Макс. – Хотел… завершить кое-что. Раз такая возможность. Ну, покеда, Андрюх.
- Стой!
Он вскочил, поймав Макса у двери. Сердце стучало как ненормальное, но в груди было холодно. И пальцы, которыми он схватил его за руку, тоже были ледяными, Макс заметно вздрогнул от прикосновения.
- Какая возможность, что ты несешь? Что завершить?
- Ну, знаешь, когда хотел, но не сделал. И забыть не можешь, и отпустить никак. Гештальт. Теперь отлично.
- Полегчало?!
- Ага. Ну, все, мне правда пора. Вроде рейс был дневной, четко успеваю. Привет там нашим передавай.
Макс аккуратно освободил свою руку. Взгляд у него стал жестче, пьяная лисья смешинка незаметно исчезла из глаз, сделав их почти злыми.
- Ты что, и на встречу со всеми не придешь? – окончательно растерялся Андрей.
Он ничего не понимал и не мог решить, то ли это он совсем идиот, то ли происходит какая-то неведомая хрень.
- Нет, зачем? – удивился Макс. - Вчера всех, кого надо, увидел... Но ты сходи обязательно.
Он положил руку ему на плечо и слегка оттолкнул, прежде чем выйти.
Рейтинг: НЦ-17
Жанр: Повседневность, романтика
Саммари: Андрей хотел Аршевина. Зажать у пола, как в детстве, впечатать кулак ему в скулу, схватить за волосы, зарывшись в них пальцами. Вмять в себя, сломить, прогнуть… Желание походило на голод.
Закончено
читать на Фикбуке
читать здесь и сейчас
Родной город, провинциальный, маленький и уютный показался Андрею колыбелью, из которой он давно вырос. И теперь пытается туда залезть, или хоть опустить на мягкую подушку голову и прочувствовать забытый запах детства.
Детство, хоть оно и ностальгически бередило душу, вспоминать не особо хотелось. Но все сложилось само собой, пункт «приехать на встречу одноклассников» так органично вписался в насыщенный график, словно был запрограммирован для него кем-то свыше.
Потому что самому Андрею было плевать на эти встречи: за двадцать лет у совершенно чужих людей не осталось никаких общих интересов, а ужаснуться постаревшим опухшим рожам он мог и на фейсбуке. В городке из родных тоже никого не осталось. Да и одноклассники почти все разъехались кто куда от Вьетнама до Калифорнии, и все-таки было что-то романтическое вот так со всего света собраться на главный осенний праздник города.
И были еще причины разбередить воспоминаниями душу. Из-за чего одновременно не хотелось ехать, и очень тянуло: Андрей чувствовал себя виноватым. Привык, конечно, но маленькая, бессмысленная, давно забытая детская обида сидела занозой до сих пор. Даже не обида, а слепое пятно непонимания, почему вот так вышло, и за почти двадцать лет проще не стало.
Он смотрел фотки в групповом чате для встречи, изредка даже что-то писал, удивляясь теплу, с которым эти чужие дядьки и тетки общались с ним и друг с другом. Словно никто и не помнил, каким он был мудаком последний год перед переездом. Или не был, а сам теперь таким себя считает?
Макс один раз написал ему сам, прислал ссылку в чат. Неужели и он не помнит? Или годы детской дружбы до того, как они стали чуть ли не злейшими врагами и ставили на уши всю школу, перекрыли негатив? Ну правда, подумаешь, детские шалости. Зато с садика были не разлей вода. Андрей помнил всю херню: как молочные зубы менялись, первые стояки, которыми мерялись, ядовитые зеленые абрикосы во дворе, и тараканы в больничке, где на пару лежали с отравлениями после абрикос.
Потом пошла херня уже взрослая, масштаб ее увеличивался в геометрической прогрессии. Андрей становился заносчивым и злым, Макса тоже качало от безобидного юмора до внезапных посылов друга на хуй. И если раньше они мирились и ссорились за день по нескольку раз, то теперь объяснить предкам, как можно дружить и разбивать друг другу носы, становилось сложнее. Потом Андрей попал в секцию боевых искусств, стал более сдержанным, но драки с ним постепенно превращались в банальные избиения. Макса это не останавливало. С другими – он был душой компании и главным заводилой, но с Андреем его острый язык превращался в жало, он искусно цеплялся за самые болезненные места и видел насквозь все косяки и комплексы, потому что знал его, как облупленного. Ему единственному удавалось выводить Перова из себя. А поскольку подъёбы Максима со стороны казались безобидными шутками, после которых Андрей словно без причины мог вскочить и зажать Макса на полу болевым захватом, его к девятому классу считали конченым психом. Он не дружил с классом, особо не общался ни с кем и после переезда, не доучившись два последних года.
А тут вдруг приехал.
За полгода до встречи с ним списались пара человек, живших когда-то по соседству, и так радовались его возможному приезду, что любопытство пересилило. Может, он зря столько лет переживал? Это и было тем, чем выглядело со стороны – шутками, а его реакция больше смешила народ, чем пугала?
Ближе к октябрю в группу стали кидать совсем древние фотки, народ отчаянно ностальгировал и умилялся. На каком-то снимке класса с начальной школы пять пацанов понтовались возле школы, и ему написал один из них, Сергеев, с предложением за день до исторической попойки пойти к школе и повторить композицию четверть века спустя. Заодно объявились какие-то дальние родственники с предложением посетить могилу отца, после смерти которого они с матерью и уехали, больше не вернувшись. Другой дружбан сопливого детства стал активно звать в гости, третий предложил зайти на поклон к пожилому, но все еще бойкому деду - мастеру карате. Андрей окончательно поддался сентиментальным чувствам и взял билеты аж на четыре дня, хотя раньше морально готовился лететь только одним.
В чате «пацаны» кинули предварительный клич для тех, кто уже в городе, он списался с Сергеевым и поехал сразу с аэропорта, успев по пути закинуть вещи в отель. Самому было смешно, но руки похолодели перед входом в кафе. Андрей с подозрением всматривался в лица компашек за каждым столиком, пока прямо перед ним не выскочил и полез обниматься Леша Киселев.
- А вот теперь наша пятерка вся в сборе! - сказал Сергеев, когда сразу за Андреем в вип-зал зашел Макс Аршевин.
В сердце кольнуло – он ведь и забыл, как они впятером когда-то дружили. Пока не началось дурацкое соперничество с Максом. А до этого именно к ним двум примкнули еще трое, став «бандой».
- Шева, бля, где ты накидался уже?
Киселев матерился через слово, суетливо расспрашивая Макса, который улыбался Андрею, словно кроме него никого не замечал.
- Как я тебя ждал, Перов, не представляешь! – Выдохнул Макс ему в ухо, зажав в объятиях.
Андрей на пару мгновений растерялся, в груди потеплело еще больше. Перед глазами пронеслись тысячи счастливых мгновений детства, теплого, лампового, беззаботного. Но Макс переключился на остальных, и Андрей тоже заметил, что он действительно пьян, еле стоит на ногах, и поэтому несет восторженную чушь про радость встречи каждому из них. Потом каким-то вывертом сознания он переключился на философию, с умным видом заливая про судьбоносность встречи, а Андрей отстраненно его рассматривал.
Занятно выглядело, как незаметно изменились черты лица, став острее, при этом лицо казалось не по возрасту молодым. Макс как раз оправдывался, что накидался совершенно случайно, когда в магазине ему не продали коньяк, требуя предъявить паспорт, зато он там познакомился с девчонками, которые этот коньяк ему купили, и пришлось с ними же его и распить. И продавщицу не смутила даже проседь в густых волосах, из-за чего почти черная когда-то шевелюра теперь выглядела стильно посеребренной к вискам, если приглядеться. Совсем незаметно, но легкой драмы слишком юным чертам лица добавляло и делало его интересным.
Андрей пить не хотел. Ни дешевое молодое вино, ни старое элитное. Пригубил бокал на пробу и отставил, так и не вклинившись в поток пьянеющих «пацанов». Он не ошибся – они были давно чужими, алкоголь только давал иллюзию моральной и интеллектуальной близости. Просто потому что тупеешь, сравниваясь со всеми до одного уровня. Андрей не хотел тупеть, и на него напал легкий ностальгический сплин. Эх, где те пацаны, что с нами стало?..
Только Макс Аршевин и цеплял взгляд, словно Андрей ждал от него внезапного подъеба. Но Макс не пытался его задеть, напротив. Он расслабился на диванчике, привалившись к Лехе, шутил по-доброму, смотрел прямо, насколько позволял выпитый алкоголь, и улыбался Андрею.
Неужели ничего не помнит? Или ему все эти годы было плевать? Или просто бухой настолько, что плевать?
Ностальгическая печалька сменилась раздражением: а Андрей столько лет корил себя за их дурацкую войну! Столько лет ненавидел себя за то, что не смог сохранить их дружбу. Макс был единственным другом за всю жизнь на самом деле. Да, дружба была детская, но ни до ни после такой душевной близости у Андрея ни с кем не было. Чтобы вот таким беззащитным быть перед чувством, открытым. С возрастом у него и потребность такая отсохла. Еще чего, «открытым» быть! Перед кем? Все люди – враги и сожрать готовы друг друга, не за чем ни перед кем открываться!
А жаль…
Жаль, что похерили тогда все. Сейчас уже и непонятно, почему. Точнее, понятно, но Андрей похоронил эти воспоминания поглубже, а на холмике нагородил столько защитных систем, что уже и не подкопаешься, не найдешь истоков.
Если только не сидишь прямо перед причиной всех тех невыразимых эмоций и не испытываешь их заново.
Андрей хотел Аршевина. Зажать у пола, как в детстве, впечатать кулак ему в скулу, схватить за волосы, зарывшись в них пальцами. Вмять в себя, сломить, прогнуть… Желание походило на голод. Даже укусить хотелось, чтобы Макс заорал. Не улыбался ему, не смотрел полуприкрытыми глазами, лисьими, из-за чего взгляд казался наглым, не улыбался – а заорал от боли! Признал право сильного, подчинился, обмяк под ним, расслабился, обнял… Чтобы любил.
В детстве хотелось того же самого. Правда, Андрей не понимал до конца, до последней фразы. Поэтому бесился, дрался, бил, вжимая в пол. Ну и Макс подливал огня. Если бы он тогда понял… Если бы хотя бы сам не стал ему врагом, не доводил, не ненавидел, войны бы не было. Они могли бы решить все иначе.
Андрей тогда, в детстве, и не думал об этом «иначе». Это потом он все понял. Не сразу, конечно, сначала был от себя в шоке, отрицал и презирал самого себя, но поумнел и признал. Что вся война с его стороны была своеобразным выражением чувств. Он помнил все горячие ощущения от их потасовок, когда Макса хотелось забить до смерти, но он сдерживал себя, потому что знал точно – забьет. Помнил тот поворотный момент, когда все пошло не так. И сейчас его вспоминал, глядя на губы Аршевина.
Сколько им тогда было? Класс восьмой или начало девятого? Не раньше ведь?
Шева остался у него на ночь, за окном бабье лето, за стенкой родители. Раньше они как-то без проблем на раскладном диване помещались, а тут вдруг стало тесно до ужаса. И неловко до жути. И странно. Вроде говорили о ерунде, шептались, ржали приглушенно, зажимая рты. Макс по приколу полез к нему.
Андрей вычеркнул это воспоминание, но оно появлялось перед глазами само. Кино в голове было не остановить, и здесь настоящий Макс перед ним был таким расслабленным, довольным, смотрел с шутливым интересом. Или это только кажется, Андрей снова сам все придумывает, как тогда? Ему ведь могло показаться в тот раз, не лез к нему Макс, не притерся влажно, просто в темноте попал случайно губами. Так горячо, внезапно, что перехватило дыхание и оба замерли. Андрея тогда прошибло с головы до ног, а во рту пересохло. В теле всколыхнулось что-то темное, запретное. Андрей почти признал свое желание и почти ответил. И тут уже испугался, что Макс оттолкнет первым, обзовет его пидором, будет ржать… За долю секунды до поцелуя Андрей шумно втянул воздух и пихнул Шеву со всей силы так, что тот свалился на пол.
Всю ночь потом они молчали. Лежали, вытянувшись на кровати солдатиками, боясь вздохнуть и снова разбудить предков. Андрей не смог заснуть и был уверен, что Шева тоже. Но притворились на отлично, утром как ни в чем не бывало позавтракали, попрощались, и Макс ушел. Дружба тоже ушла. Навсегда.
Андрей решил про себя, что ни в чем не виноват. Макс мог бы не смолчать тогда, перевести в шутку, охренеть, что его пихнули ни с того ни с сего. Значит, было с чего, раз молчал? Чувствовал себя виноватым?
Андрей вот себя чувствовал. И пожалел тысячу раз, прежде чем запретить себе об этом думать.
Аршевин высмеивал его на переменах, настроил против него остальных, специально нарывался на драки. Андрей сдерживался, когда мог, но с каждым разом было сложнее, и он срывался. Хотелось придушить, заткнуть рот, и он бил. И Макса, и его защитников. Он уже школу ненавидел в тот последний год на самом деле. Еще и отец погиб тогда, он замкнулся в себе, стал совсем один против всех.
Потом, когда они с матерью уехали, чуть полегчало. Но уже осенью в десятом классе бывшие одноклассники коллективно написали ему письмо с пожеланиями от каждого. От всех, кроме Максима Аршевина… Хотя, если бы там было что-то и от него, Андрею, возможно, было бы еще хуже. Он и без того расклеился, как последняя сопля, перечитывал слова, не веря, что писали ему. Впрочем, это был первый и единственный раз, когда о нем вспомнили. Он тогда не ответил, и только сейчас, спустя пару десятков лет, его позвали на встречу.
Уже с этой пятеркой одноклассников стало ясно, что приехал зря. Только растравит старую рану.
Уже растравил.
Андрей ловил себя на том, что не сводит с Макса взгляда. И плевать на остальных, они уже дошли до стадии, когда просто рестика мало и надо что-то повеселее. Кто-то вызвал такси, другой все-таки догадался, что впятером они в одну тачку ну никак не влезут, даже если на коленки. Хотя Макс на переднем сидении настойчиво упрашивал таксиста на варианты. Даже если посадить сзади троих, один оставался лишним.
- А пустите меня к вам на коленки, тогда все влезут! Как-нибудь договоримся?
- Ой, ну что вы, - весело отмахнулся таксист, - сначала залезете на коленки, а потом я вам алименты буду платить?
- Какие алименты? – Макс наивно моргал. – Я же не женщина.
- Да вы в таком состоянии, как-нибудь договоримся!
Аршевин отпрянул на свое место, оглянувшись на ржач сзади, но попал на пристальный взгляд Андрея. И, заметив его, усмехнулся сам.
Что он, интересно, в нем увидел? Не мог же понять, о чем Андрей подумал и что решал сейчас в голове? Или даже пьяный до невменоза догадался, прочитал его мысли? Андрей до сих пор такой открытый для него, да?
Решал Перов, в какой момент Макса лучше уводить. Так, чтобы никто особо и не заметил и не попытался остановить. Без палева, короче, потому что боялся, что все сразу поймут, куда и зачем он его потащит. Дело даже не в самом Андрее было, а в том, что Макса вело до безобразия. Движения стали мягче, весь он как-то иначе двигался, говорил, растягивая слова. Таксист, и тот считал в нем желание найти приключения на жопу. Желание это было таким явным и вызывающим, что еще немного, и остальные тоже заметят. Хорошо, что он сидел на переднем сидении, кроме водителя, приставать было не к кому. Будь он вместе с ним сзади, Андрей бы не сдержался, и Леха, может быть, тоже.
Хотя в клубе все вышло еще проще, чем он предполагал, заказывая на всех вискарь. Парни увидели знакомых и растворились в темном шумном зале, оставив поникшего Макса одного за стойкой. Он больше не шутил и не улыбался, не оборачивался, хотя Андрей прожигал ему спину взглядом. Такого брошенного всеми и грустного Аршевина захотелось еще больше.
Почему он тогда его толкнул, Господи?!
Андрей помотал головой, вытер лоб, вставая. Прошлого не вернешь, не исправишь, но свое он все равно получит, даже столько лет спустя. И ты, Макс, получишь. Заслужил. За все эти годы самоедства Андрея, ненависти и сожаления. За каждый вынужденный удар, который он не хотел совершать. Получишь, сука.
Андрей опрокинул стакан виски и решительно потащил Макса на выход.
Тот послушно пошел, то ли трезветь начал, то ли наоборот, дошел до стадии полного равнодушия к реальности. Притих и сел с ним в такси, один только раз за всю дорогу подняв голову, всматриваясь в огни проспекта.
- Мне не в ту сторону, - заметил он вяло.
- Тебе в ту сторону.
Но перед дверью гостиничного номера, когда Андрей привалил его к стенке, тыкая магнитной карточкой, вдруг истерично рассмеялся. Андрей легонько всадил ему кулаком в солнечное сплетение, совсем нежно, только сбить дыхание и прекратить смех, и быстро завел в номер. Но уже не остановился, грубо толкнул к кровати, повалил на нее, тут же прижав сверху собой.
Как же давно он этого ждал! Столько лет мечтал повторить, завершить начатое, непонятое вовремя!
Макс больше не смеялся, смотрел ему в лицо широко распахнутыми глазами, от близости они двоились калейдоскопом темных пятен. Он ничего не говорил, хотя открыл рот, словно почти решился. И Андрей не дал ему - поцеловал, пока он не успел ничего сказать.
Словно в омут бросился. Двадцать лет собирался и теперь летел в черный колодец с ледяной мутной водой. Упал под гладь, сразу на глубину, так что не вздохнуть, не вынырнуть. Целовал все более жадно, наверстывая упущенное. Не обращая внимания, отвечает ему Аршевин или нет. Да пох уже. Отвечает – молодец, нет – сам виноват. Нехер так бухать. Нехер его изводить…
Андрей оторвался от губ Макса, торопливо расстегнул ему ремень, стал стаскивать джинсы. Тот дышал под ним тяжело, но не сопротивлялся. Правда и не помогал особо. На мгновение Андрей подумал, что ему может быть плохо, он не соображает ничего, поэтому такой податливый. Но быстро отогнал мысль, не надо об этом думать, поздно уже метаться.
Он стащил Максу джинсы с трусами до колен, слегка затормозив при виде члена. Но оправился почти сразу – и перевернул его на живот. Хотелось всего его трогать, мять. Андрей не удержался и прикусил за шею сзади, так сладко перекатывалась кожа под резцами, еще бы немного, и волокна поддались… Болезненный стон вернул его обратно, огнем прошило вдоль позвоночника: вот чего ему не хватало! Чтобы Макс стонал, как тогда. Он же терпеливый, до последнего не сдавался перед болью, дрался с отчаянием всегда. Пока Андрей не заканчивал болевым, так, чтобы вырвать глухой стон.
И сейчас доведет до стонов обязательно, но не сразу. Сначала – жажда! Мучительное невыносимое желание вскипело, добралось до поверхности кожи горячим паром. Андрею хотелось рычать от того, что приходилось сдерживаться изо всех сил. Чтобы не искусать всего, не сожрать сразу. А так – по кусочку, растянуть удовольствие.
Провести ладонями вдоль тела, вниз, по бедрам, развести под собой ягодицы. Вернуться обратно и задрать Максу футболку до подмышек. Как ему нравилось смотреть на его спину и ту знакомую с детства родинку под лопаткой! Она была на месте, словно якорь, связь с детством. Нравилось трогать беззащитную шею, провести губами по скуле, прикусить мочку уха. Макс тяжело дышал, зажмурив глаза. Андрею было пофиг. Он кайфовал.
Вернулся к ягодицам, стиснул их в ладонях до боли. Сплюнул на пальцы и протиснулся дальше, жестко, нетерпеливо. Макс сам виноват. Раньше специально доводил его, чтобы получить порцию боли? На, получай! С отсрочкой и процентами.
Воткнулся пальцами сразу, туго, но возможно. Видимо, алкоголь сделал свое дело, Аршевин не зажимался, терпел. Правда, дышать почти перестал, дозируя вдохи урывками, подчиняясь безжалостному вторжению пальцев.
Это только начало, - пообещал ему мысленно Андрей, - можешь хоть задохнуться!
С членом пошло чуть труднее, но стоило преодолеть сопротивление головкой, и под долгожданный громкий стон он толкнулся до конца. Потянул за бедра чуть выше, настраивая под себя, удерживая на члене. Резко и тяжело опустил кулак на спину, и Макс выгнулся. Стало идеально.
Правда, чуть мешали спущенные джинсы. Надо было не спешить, стащить до конца, теперь бы он широко развел ему колени, встал между и долбил бы в растянутую до предела, открытую дырку. Но так было тоже хорошо. Горячо, туго, а если с оттяжкой, то засаживал Андрей все глубже.
Макс вместо стонов хрипло рычал, привстал на локтях, когда Андрея подтянул его бедра еще выше. Но без сил уткнулся лбом в матрас, когда локти не выдержали. Андрей поймал его за локоть, чуть заломив назад руку, потом повторил со второй рукой, скрестив запястья Макса и удерживая их одной ладонью. Теперь тот стонал в полный голос. Так громко, что Андрей сглотнул слюну, навалился на него, чтобы зажать ему рот. Влажная кожа спаивала их, и Андрей с каждым толчком бедрами отрывался, чтобы войти и сплавиться заново.
Член двигался плавнее, Макс даже чуть вздрагивал под ним, словно подмахивая. Андрей, чтобы не зажимать ему рот, взял в захват вокруг шеи. В таком положении он трахал его так сладко, словно они давно привыкли и это была любимая поза. От внезапной мысли, что он мог бы также трахнуть его еще тогда, зажимая рот, и с родителями за стенкой, стало жарко. Андрей в несколько длинных резких движений довел себя до пика, замер, и еще пару раз вошел, спуская.
Оргазм оглушил и снес все мысли. Он упал рядом на кровать животом, оставив ладонь на ягодице. Кожа у Макса была красной, с пятнами и царапинами и на жопе, и на спине. Андрей ленивым движением подтянул его футболку пониже. На шее стал виден засос. Он сыто улыбнулся, закрывая глаза.
Столько лет спустя они все-таки заснули вместе.
Проснулся Андрей раньше, привел себя в порядок, сел в кресло, глядя на Аршевина. Тот так и лежал на кровати со спущенными джинсами, и оголенный зад возбуждал фантазию. Андрею стало мерзко от себя, но он ничего не мог поделать. Он изнасиловал почти незнакомого парня, когда-то бывшего другом детства и… ему хотелось сделать это снова.
Макс зашевелился, отлепил лицо от подушки и тяжело перевернулся на спину, закрывая глаза тыльной стороной ладони.
- Перов, прикрой солнце, а… - простонал он. – Глаза режет…
Андрей вздрогнул. Он чего угодно ожидал, любой реакции, но почувствовал себя растерянным. Тем не менее встал и задвинул шторами панорамное окно. За окном был раскрашенный октябрем парк, где готовились к празднику осени. Где-то за аллеей каштанов стоял медный памятник средневековому князю, в другом конце был большой фонтан. У родителей в альбоме есть фотка, как они с Максом, первоклассники, едят у фонтана мороженое на таком же празднике.
Сейчас Макс лежал на кровати и тер глаза. Под задранной на животе футболкой мутно блестела подсохшая сперма. Макс отлепил край от кожи, когда потянул ее вниз. Потом, не открывая глаз, приподнял бедра, чтобы надеть трусы и джинсы. Возился он так лениво и медленно, что Андрею захотелось уже подойти и самому вправить его в эти джинсы, чтоб не мучился.
Он сдержался.
Макс так и не застегнул их, встал с кровати и доковылял до ванной.
- Бля-а! – Донеслось оттуда через полминуты. – Ну ты и сука!
Андрей даже рассмеялся. Ну, правда, а чего Аршевин ожидал, встав после такой попойки голой жопой кверху?
Еще минут через десять Макс вывалился из ванной заметно посвежевший и с мокрыми волосами. Андрей отложил телефон, где просматривал в чате обсуждение вчерашней встречи. Сергеев похвастал реконструкцией фотки с четвертого класса. Народ переживал за Шеву после вчерашнего.
Макс почему-то выглядел лучше, чем Андрей ожидал будет выглядеть человек «после вчерашнего». Он подошел к Андрею, и тот внутренне приготовился к удару, напрягся.
- Чему ты там возмущался? – спросил Андрей, потому что удара не последовало.
Ничего не последовало, Макс просто его разглядывал, словно видел впервые.
- Да ерунда. Зря ты не вытащил, когда кончал.
- Что? – Андрей решил, что послышалось. – И все? Больше ничего не беспокоит?
Макс серьезно смотрел на него, словно решая в голове какую-то сложную задачу.
- А должно, да?
Потом не выдержал и заржал. Андрею, напротив, было не смешно. Лучше бы Макс ударил. Он бы поддался, наверно. Такое не прощают же. А этот ржет. Спустили в него, надо же, какая ерундовая оказия, а так все норм. Разве что перепил ночью, вот это могло бы наверно беспокоить?
- Нахрена ты так пил вчера? – спросил Андрей.
Макс пожал плечами, оглядываясь в поисках куртки. Потом надел ее, обернулся. Выглядел он все же заметно перепившим, интересно, к вечеру уже оправится и будет готов продолжить уже со всем классом?
- Да так сложилось, - ответил Макс. - Сначала девочки в магазине, потом тебя увидел… Боялся, что испорчу опять все.
- Что испортишь? – голос прозвучал совсем глухо. У Андрея ком встал в горле.
- Да забей, - легко рассмеялся Макс. – Хотел… завершить кое-что. Раз такая возможность. Ну, покеда, Андрюх.
- Стой!
Он вскочил, поймав Макса у двери. Сердце стучало как ненормальное, но в груди было холодно. И пальцы, которыми он схватил его за руку, тоже были ледяными, Макс заметно вздрогнул от прикосновения.
- Какая возможность, что ты несешь? Что завершить?
- Ну, знаешь, когда хотел, но не сделал. И забыть не можешь, и отпустить никак. Гештальт. Теперь отлично.
- Полегчало?!
- Ага. Ну, все, мне правда пора. Вроде рейс был дневной, четко успеваю. Привет там нашим передавай.
Макс аккуратно освободил свою руку. Взгляд у него стал жестче, пьяная лисья смешинка незаметно исчезла из глаз, сделав их почти злыми.
- Ты что, и на встречу со всеми не придешь? – окончательно растерялся Андрей.
Он ничего не понимал и не мог решить, то ли это он совсем идиот, то ли происходит какая-то неведомая хрень.
- Нет, зачем? – удивился Макс. - Вчера всех, кого надо, увидел... Но ты сходи обязательно.
Он положил руку ему на плечо и слегка оттолкнул, прежде чем выйти.
-
-
18.01.2020 в 23:58-
-
19.01.2020 в 00:26-
-
19.01.2020 в 00:46-
-
19.01.2020 в 08:01-
-
19.01.2020 в 12:28